А.М. Сергиенко. Последний полёт «Ворона»

И вот наступило время возмездия

«Совершенно секретно, экземпляр №1. 27 августа 1943 года. Сталину И.В.

«Ворон», проживая постоянно в районе г. Берлина, периодически посещает города Псков, Смоленск, Минск, Борисов, Витебск, Житомир и др., где немцами организован отдел «Русского Комитета» и часть РОА*. В целях ликвидации «Ворона» НКГБ СССР проводит следующие мероприятия…»

Далее в документе, подписанном народным комиссаром государственной безопасности СССР В.Н. Меркуловым, приводятся сведения о проводимой в различных пунктах оккупированной территории страны работе НКГБ с целью ликвидации «Ворона» — главного изменника Родины генерала А.А. Власова. Именно «ликвидации». Тогда, в 1943 году, когда он развернул бурную деятельность по созданию в помощь фашистской Германии «Русской освободительной армии» (РОА)*, его надо было убрать и тем самым обезглавить это скопище предателей, поставивших себя в услужение самым лютым врагам Советского Союза.

Попытки ликвидировать Власова предпринимались и в дальнейшем, но постепенно от них отказались, ибо с приближением окончательного поражения фашистской Германии, а следовательно, и краха РОА, тайное уничтожение её главаря становилось делом слишком узким. Теперь Власов нужен был живым — для того, чтобы через судебный процесс вскрыть политическую сторону власовского движения.

«Взять живым главаря РОА*» — такова была задача НКГБ Украины. С этой целью сотрудники госбезопасности создали оперативную группу «Факел» под руководством полковника Я.А. Козлова, известного в Чехословакии под именем Богдана Петровича Богуна. Задача группы: совместно с чешскими партизанами разработать и осуществить план захвата главарей РОА* — Власова, Трухина, Малышко.

Доставка разведгруппы Богуна в Чехословакию осуществлялась экипажами 1-го гвардейского авиаполка Авиации дальнего действия (АДД) в течение нескольких дней. Операция завершилась 17 апреля 1945 года. Установив связь с местными партизанами, группа приступила к выполнению задания. И 7 мая им удалось пленить начальника штаба власовской армии Ф.И. Трухина. «Важную птицу» надо было доставить в Москву…

Восьмого мая, в день всеобщего ликования, вызванного окончанием войны, командир 1-го авиаполка Авиации дальнего действия В.П. Филин вызвал к себе Михаила Левина и Ивана Воеводова.

— Война кончилась, но не для всех. Ставлю боевую задачу: завтра утром берёте на борт представителя НКГБ полковника Сергеева и с ним десять автоматчиков, вылетаете в район Праги, садитесь вот здесь, на лесную поляну, забираете арестованного начальника штаба РОА* Трухина и возвращаетесь на свой аэродром. Хотя война и завершилась, но недобитого зверья ещё полно, поэтому используйте малые высоты и осмотрительностью в воздухе не пренебрегайте. В общем, возвращайтесь невредимыми.

Девятого мая утром экипаж и пассажиры прибыли на аэродром. Самолёт был уже «под парами». Провожали командир и начальник штаба авиаполка Д.А. Козенко. Он отозвал штурмана корабля в сторону:

— Ты, Ильич, под Прагу летал несколько раз, дорога, как говорится, наезженная, поэтому в штурманском плане полёт труда не составит. Но, знаешь что, посматривай побольше за воздухом. Это ведь ваш последний полёт, в общем, вы в полку закрываете войну.

Зелёная ракета позвала в самолёт. Представитель НКГБ занял место правого лётчика, автоматчики разместились в салоне. В 9.00 Ли-2 покинул аэродром Ясенки.

Признаков войны в небе не было. До чехословацкой столицы добрались благополучно, снизились до восьмидесяти метров, прошли над шоссе Прага — Пльзень. Оно забито отступающими немецкими частями. Помня наказ начальников, отошли в сторону. Через несколько минут Воеводов доложил:

— Площадка под нами.

— Да, но сигналов-то нет!

Стали совещаться с полковником Сергеевым.

— Что-то партизанам мешает нас принять. Надо идти в Прагу, она уже освобождена, — резюмировал представитель НКГБ.

Сделав ещё круг и убедившись, что их никто не ждёт, взяли курс на чехословацкую столицу. Далее — слово командиру корабля Михаилу Васильевичу Левину:

«В Праге нас никто не ожидал, так как заход туда не был предусмотрен заданием. Пришли на центральный аэродром и произвели посадку по выложенным посадочным знакам. На аэродроме масса людей, бронетранспортёры, автомашины, флаги СССР и Чехословакии. Кто-то в форме офицера чехословацкой армии флажком показал нам место, куда надо рулить. Представитель НКГБ говорит: «Командир, мы кому-то мешаем, давай отрулим вглубь аэродрома».

Мы так и поступили. Не успели винты моторов остановиться, как к самолёту подъехали несколько автомашин, из которых вышли военные и штатские люди. В одном из военных представитель НКГБ узнал генерала Рыбалко. Мы вышли из самолёта, и он доложил ему, кто мы и какую задачу выполняем. Тот сказал: «Вы испортили мне всю обедню. Мы встречаем бывшего чехословацкого президента Бенеша, а ваш Ли-2 приняли за его самолёт».

Рыбалко дал одному из генералов поручение оказать экипажу необходимую помощь по всем вопросам спецзадания. Нам выделили машину, на которой представитель НКГБ, я и штурман Воеводов убыли в штаб к танкистам. Там согласовали свои дальнейшие действия на завтрашний день, установили радиосвязь с группой Богуна, которая сообщила, что в связи с отступлением немцев из Праги партизаны не смогли подготовить площадку. Договорились: они привезут Трухина прямо на аэродром. Нас разместили в гостинице, остальные члены экипажа и автоматчики ночевали в самолёте.

Трухина привезли на аэродром утром. Руководил группой охраны Богун. Он и передал начальника штаба РОА* представителю НКГБ. День был солнечный. Под крылом самолёта постелили коврик, на котором Трухин ждал вылета. Он был в форме генерала РОА* — тёмно-серый френч с чёрным воротником, такого же цвета брюки с красными лампасами, сапоги. На левом рукаве нашивка с буквами «РОА»* по-немецки. Подстрижен под «ёжик», в волосах — седина. Выглядел подавленным, но на вопросы штурмана Воеводова отвечал достаточно чётко.

Получили разрешение на вылет. Трухина посадили на бочку из-под вина, покрытую ковриком. Автоматчики находились на откидных сиденьях. Группа Богуна осталась в Праге. Примерно в 12.30 произвели посадку на аэродроме Ясенки. Наш самолёт встречали начальство корпуса и дивизии, а также личный состав полка. Приблизительно в 16.00 из Москвы прибыл Си-47 второй дивизии особого назначения и, забрав Трухина, вылетел в Москву. Генерал Власов избежал встречи с разведчиками Богуна, он был позже захвачен танкистами».

Да, первым из руководства РОА* в Москву был доставлен бывший советский генерал-майор, изменник Родины Фёдор Иванович Трухин. Родился он в 1896 году в дворянской семье в городе Костроме. В Красной армии с 1918 года. Окончил академию им. М.В. Фрунзе и академию Генерального штаба. Перед войной занимал должность начальника оперативного отдела штаба Прибалтийского особого военного округа. Во время войны — начальник штаба Северо-Западного фронта. Беспартийный.

Попав в плен, он стал на путь сотрудничества с фашистами. Усердие генерала не осталось незамеченным: его признали «пригодным к использованию», а затем разрешили носить немецкие знаки различия. Довольно подробно о своей деятельности Трухин рассказал, отвечая на вопрос председателя суда: «В чём признаёте себя виновным?»

«Я признаю себя виновным перед Родиной, Советской властью, партией в том, что, сдавшись в плен, встал во главе борьбы с Советской властью, организовывал других, клеветал, вошёл в Трудовую партию, вошёл в союз «Новое поколение», и всё это в поисках путей борьбы с Советской властью.

Я был идейным вдохновителем курсов в Дабендорфе, через мои руки прошли до пяти тысяч человек курсантов, которые подготавливались в антисоветском духе, я подготовлял вербовщиков, чтобы вести работу среди русских военнопленных, и втягивал их в РОА*.

Лично я, по поручению немцев, объезжал все части РОА*, действующие на территории Италии, моими выступлениями вводил эти части в заблуждение о роли, которую они играют, сулил им победу и счастливую жизнь в России.

Я был начальником штаба РОА*, и под моим руководством шли формирование школ разведки, подготовка офицеров, формирование воинских единиц… Сам я, боясь ответственности, хотел перейти на англо-американскую сторону, но это мне не удалось».

Так завершилась предательская деятельность одного из организаторов «Русской освободительной армии»* Ф.И. Трухина.

Власовская агония

А что же «Ворон»? В дни агонии третьего рейха и РОА* её командующий метался между своими бывшими хозяевами и союзниками СССР по Второй мировой войне. После неудавшейся попытки Трухина договориться с американцами Власов 8 мая отправил на установление контакта с ними своего адъютанта капитана Антонова. Американцы подтвердили прежнее требование: безоговорочная капитуляция РОА*.

Восьмого мая Власов пошёл на личный контакт с американцами, однако вернулся оттуда руководитель РОА* ни с чем. Известный советский дипломат Ю.А. Квицинский в своей книге «Генерал Власов — путь предателя» приводит диалог изменника с офицером американской армии:

«К вечеру 10 мая появилось несколько американских машин, которые забрали Власова со всей его свитой и отвезли в один из замков на окраине Шлиссельбурга. В замке Власова ждал капитан американской контрразведки Донаджу.

— Ну что? — приветствовал он Власова. — Игра подходит к концу? Зря хозяев меняли. Не на ту лошадь поставили.

— Не менял я хозяев,— устало ответил Власов. — Я всегда служил одному хозяину — русскому народу.

— Да ну? — рассмеялся Донаджу. — Странно вы ему, однако, служили».

Начался последний аккорд. Власов приказал своему подельнику — генералу Буняченко передать подчинённым: спасаться поодиночке. Когда солдатам сообщили об этом, они стали уничтожать документы, снимать с себя форму, некоторые кончали самоубийством, считая, что это лучше, чем умереть от расстрельной пули. Это была агония власовского движения. Руководитель РОА* пережил тех, кто сам решил свою судьбу, совсем ненадолго.

Деятельность штаба РОА* находилась в поле зрения советской армейской разведки и НКГБ Украины. После того как было установлено пребывание Власова в Шлиссельбурге, командир 25-го танкового корпуса генерал-майор Е.И. Фоминых получил приказ идти на Прагу для блокирования действий РОА*.

Утром 11 мая корпус подошёл к реке Услава, встретился с союзниками и, переправившись, сосредоточился в районе города Непомук. Здесь и был пленён Власов. О том, как это произошло, поведал 7 октября 1962 года в «Комсомольской правде» бывший командир 25-го танкового корпуса генерал-лейтенант запаса, Герой Советского Союза Е.И. Фоминых. Приведу выдержки из его рассказа:

«…Многие офицеры-власовцы искали встреч с советскими воинами, чтобы перейти к нам. Наш комбат капитан Якушев познакомился таким образом с одним офицером из войск Власова, в прошлом тоже капитаном и тоже комбатом.

Узнав о выступлении Власова, этот капитан прибежал к Якушеву. Недолго думая, Якушев вскочил в машину капитана Кучинского и помчался на перехват колонн Власова, успев предупредить об этом своего начальника штаба. Обогнав колонну легковых и специальных машин, Якушев поставил свою машину поперёк дороги. Колонна встала… В это время капитан Кучинский сообщил Якушеву, что в колонне находится Власов. Обежав все машины и бегло осмотрев их, он Власова не обнаружил…

И вдруг шофёр четвёртой машины кивком головы показывает Якушеву, что Власов здесь. Заглянув внутрь, Якушев увидел на заднем сиденье двух перепуганных женщин. Он зло оглянулся на шофёра, который только и ждал этого взгляда, и вновь кивком головы подтвердил, что Власов здесь.

Дальнейшее происходило молниеносно. Якушев рванул дверцу машины и увидел неестественно свёрнутый ковёр. Он сорвал ковёр и буквально вытащил Власова из-под него. Недолго думая, на глазах у всех Якушев потащил Власова к своей машине…

Шофёр плохо ориентировался, и они стали плутать по лесу, забитому власовцами. Власов осмотрелся и, выбрав подходящий момент, выскочил из машины и побежал, ловко перебирая длинными ногами.

Якушев на миг остолбенел, а потом рванулся за ним, доставая пистолет из кобуры. Но, видя, что это соревнование не по плечу быстро выдохшемуся генералу, стрелять не стал. Власова доставили в расположение корпуса…

Я и мой начальник политотдела П.М. Елисеев с любопытством разглядывали приближавшегося к нам в сопровождении комбата капитана Якушева высокого, сутулого генерала в очках, без головного убора, в лёгком стального цвета плаще. Так вот каков этот выродок!»

Характерно то, что, когда Якушев вытащил Власова из машины, а затем повёл к своей и когда генерал предпринял попытку сбежать, ни один из присутствующих власовцев не шевельнул пальцем, чтобы оказать помощь своему главнокомандующему.

В книге Ю.А. Квицинского приводится следующий документ на имя И.В. Сталина от 13 мая 1945 года за подписью начальника Главного управления контрразведки «Смерш» В.С. Абакумова: «По сообщению управления Смерш 1-го Украинского фронта, 12 мая с.г. в районе города Прага задержан предатель Власов, который на автомобиле направлялся в сторону союзников. По предложению командира 25-го танкового корпуса генерал-майора Фоминых Власов отдал приказ своим солдатам о переходе на сторону Красной армии. Вчера же нашим войскам сдалась дивизия в количестве десяти тысяч человек. Мной дано указание начальнику управления Смерш 1-го Украинского фронта генерал-лейтенанту Осетрову доставить Власова под усиленной охраной в Главное управление Смерш».

Некоторые дополнительные детали можно почерпнуть из письма очевидца тех событий Н.А. Алексеева: «Целую ночь после ареста А.А. Власова содержали в штабе корпуса. А на следующий день в расположение корпуса прибыло минимум 10—15 автомобилей из штаба оккупационных войск, и Власова увезли».

Сколько верёвочке ни виться…

Итак, 12 мая Власов был арестован танкистами 25-го корпуса и увезён из его штаба, как потом оказалось, в Дрезден. Оттуда его следовало перебросить в Советский Союз. Для этого нужны были крылья. Они нашлись в 7-м авиаполку Авиации дальнего действия.

Тринадцатого мая утром в группу экипажей авиаполка, базировавшуюся на аэродроме Бобервиц, поступил приказ: срочно направить один самолёт в Дрезден, дальнейшее задание будет дано на месте. Старший группы решил направить в Дрезден экипаж командира корабля В.М. Короткова (штурман И.Я. Мендюх).

Борттехник Владимир Кутовенко только-только успел раскапотить моторы и «раскапотиться» сам, как поступила команда на немедленный вылет. Быстро привёл всё в порядок и стал дозаправлять машину горючим. Через тридцать минут взлетели и взяли курс на Дрезден. Лётчики знали об интенсивных бомбардировках одного из красивейших городов Германии союзной авиацией в феврале 1945 года. Результаты их «работы» хорошо просматривались с воздуха: город лежал в руинах, большинство уцелевших зданий было без крыш, стены зияли пустыми глазницами окон и дверей, улицы завалены битым кирпичом, черепицей и брёвнами.

— Хорошо поработали союзники, — сказал правый лётчик Михаил Кузнецов, помогая командиру заводить самолёт на посадку.

— Они же старались разбить все мосты через Эльбу, чтобы задержать наше наступление, — высказал своё предположение штурман.

Посадочная полоса дрезденского аэродрома тоже носила следы интенсивных бомбардировок, но её уже успели подремонтировать. Сели, подрулили Ли-2 на край аэродрома поближе к КДП, выключили моторы. Командир и штурман пошли к диспетчеру, а Кузнецов, Кутовенко, стрелок-радист и стрелок остались у самолёта.

На ветках низкорослого кустарника, что был за чертой аэродрома, и на высоких стеблях прошлогодней травы под напором слабого ветерка колыхались ещё не успевшие пожелтеть от весеннего солнца белые листы бумаги. Кутовенко снял один, всмотрелся в напечатанный на русском языке текст.

— Братва, это же листовка его превосходительства генерала Власова! Призывает стать под его знамёна. Вот шкура! Сам-то, наверное, уже удрал!

Подошли командир и штурман. Им показали листовку.

— Ирония судьбы! — воскликнул Коротков. — Вы не поверите, но именно этого предателя нам и предстоит везти. Приказано лететь днём и ночью до самой Москвы. Так что сами скоро будете лицезреть главного изменника Родины.

— Ну и история… — сопроводил борттехник своё восклицание чисто русским выражением, которое из его письма ко мне я не решаюсь перенести в текст этой статьи.

— Верно, Владимир Иванович, история! — ответил ему дочитавший листовку Мендюх. — Что ни говори, а Власов пусть что ни на есть самая скверная, но всё же история. И мы будем к ней причастны.

— Ну и повезло, — не унимался Кутовенко. — Потом после него самолёт надо мыть!

Кстати, о власовских листовках. Впервые они появились внушительным тиражом на территории нашей страны в январе 1943 года. Впоследствии тираж всё время наращивался. На каждого советского солдата за годы войны пришлось более сотни экземпляров. Начинались, как правило, так: «Русские люди, братья и сёстры!» Но действенного и массового влияния на наших бойцов, судя по всему, иудины призывы не возымели.

…Минут через тридцать на дрезденский аэродром ворвалась легковая машина и направилась к самолёту. За ней, стараясь не отстать, следовал грузовик. Джип, круто развернувшись и взвизгнув тормозами, остановился напротив открытой двери самолёта. Вышли генерал и два офицера с личным оружием. Коротков доложил о готовности к полёту и представил экипаж. Подъехал грузовик, из него выгрузилась группа автоматчиков. Построились под крылом самолёта. После этого генерал пригласил Власова выйти из легковой машины.

Слово Владимиру Ивановичу Кутовенко: «Власов был выше среднего роста, в гражданской одежде, при шляпе. Из-под плаща горбились лопатки плеч, и он напоминал цаплю. Какого-то физического недомогания не чувствовалось, а вот маску душевного страдания на лице скрыть он не мог. Было видно, что тяжесть содеянного и близкая расплата терзали его душу».

По приказу советского генерала Власов поднялся в салон самолёта. Его посадили у кабины лётчиков по правому борту. Рядом разместились несколько автоматчиков. Слева от них сел офицер охраны. После всех на борт поднялись члены экипажа.

— Запускай! — приказал Коротков борттехнику. — На связь с диспетчером не выходим, я с ним договорился, что будем взлетать самостоятельно.

После взлёта в пилотскую кабину вошёл генерал и попросил разрешения занять место правого лётчика. Командир корабля дал «добро». Так и летели до Бобервица. Пока заправлялись горючим, к самолёту привезли необходимые для экипажа документы и бортпаёк. После взлёта сопровождающий генерал вновь сел на место правого лётчика. Стало понятно, что это своеобразный контроль за действиями экипажа…

И вновь рассказ Кутовенко:

«Полёт был продолжительным, и нам предстояли посадки на дозаправку. Наше движение по всему маршруту находилось под особым контролем. Сразу же после приземления и заруливания на стоянку к самолёту подъезжали спецпредставители, справлялись о нуждах, спрашивали, нужна ли дополнительная охрана, обеспечивали экипаж и группу сопровождения всем необходимым, и мы без особой задержки вновь поднимались в воздух.

К исходу дня сели где-то на полевом аэродроме после захода солнца. Естественно, экипаж устал, да и прогноз погоды говорил о её ухудшении на дальнейшем маршруте полёта. Поступило распоряжение на ночёвку. Командир корабля и часть экипажа ушли на отдых, а я остался для подготовки машины к дальнейшему полёту.

Подопечный находился в самолёте под контролем внутренней охраны. Кроме этого, самолёт оцепила и внешняя охрана. Наши спутники достали бортпаёк и распределили его между всеми, никому не делая предпочтения. За совместной трапезой в салоне самолёта сидели рядом два генерала. Оба по-своему прошли длительный военный путь, только финал у каждого оказался разным: один переживал радость победы, второй — неминуемую расплату за содеянное. Разговор был немногословный.

К темноте все необходимые работы на самолёте я завершил, надо было идти на ужин, а заодно и пообедать. Ко мне обратился один из офицеров по вопросу отсутствия в самолёте необходимого освещения. Я ещё раньше выяснил, что на аэродроме автостартёра нет, что для запуска моторов надо будет надеяться только на аккумуляторы. Я объяснил офицеру, что оставить самолёт под током не могу, а вот приспособить переносную лампочку напрямую от аккумулятора — это можно. Когда я её подвесил над лежащим на сиденьях Власовым, офицер сказал, что этого освещения вполне достаточно. При уходе я предупредил ответственного о недопустимости курения ни в самолёте, ни возле него.

Полёт до Москвы был спокойным, в нормальных условиях. На кругу над Центральным аэродромом радист Комендантов принял команду: после посадки следовать за впереди идущей машиной. Мы так и сделали. Рулили за ней до тех пор, пока не получили сигнала остановиться.

Выключив моторы, я вышел в общую кабину, открыл дверь и хотел выставить стремянку, но кто-то снаружи сказал, что она не нужна. Смотрю, а к борту самолёта пятится «чёрный ворон» с открытой задней дверью. В сопровождении нашего генерала Власов шагнул прямо с самолёта в спецмашину, так и не коснувшись ногами московской земли».

Власов прибыл на Центральный аэродром Москвы 15 мая 1945 года. «Ворону» подали «чёрного ворона»: ему не дали возможности ступить на советскую землю — ту землю, которую он как солдат должен был защищать, но предал. Символично!

С аэродрома командующий РОА* был доставлен на Лубянку и стал узником №31. Дорога предательства, начатая 12 июля 1942 года, оборвалась. А 1 августа 1946 года в 2 часа 2 минуты по уголовному делу №1713 был оглашён приговор Военной коллегии Верховного суда СССР. Он был приведён в исполнение в этот же день. Казнь через повешение была совершена в Таганской тюрьме. Жизненный путь обер-предателя Андрея Андреевича Власова завершился. Сколько верёвочке ни виться, конец всегда будет.

От реакции: Сколько бы идеологи антисоветизма и русофобии не писали бы о власовцах как о «борцах со Сталинизмом», а не с нашей страной, факт остаётся фактом: прямой переход на сторону иностранных захватчиков во время войны, участие вместе с оккупантами в карательных операциях на занятых немцами территориях — всё это, как и многое другое, является настоящей государственной изменой. Более того, в небезызвестном «Пражском манифесте» Власов сам открыто выразил солидарность с Третьим рейхом, заявив, что Германия якобы борется не с нашей страной, а с большевизмом. Но, во-первых, борьба с Советской властью — это изначально разрушительная деятельность, направленная на то, чтобы вернуть трудящихся под гнет капиталистов, а Россию отдать на растерзание международной буржуазии. Во-вторых, гитлеровцы сами не скрывали своего намерения «разгромить русских как народ», расчленить СССР и т.д. И  тем самым они власовцы не отдали наше Отечество гитлеровцам. Данное обстоятельство осознавали все. В этой связи арест и расстрел власовцев можно только приветствовать. То, к чему приводит политика умиротворения «пятой колонны», видно на примере судьбы Франции 1940-х годов.

Таким образом, деятели, подобные Власову — плесень на теле общества. И мы уверены, что современным его идейным наследникам не удастся осуществить то, что пытались сделать представители РОА*.

*запрещена в РФ.